![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Неправду говорят, будто, когда человек испытывает ужас, он боится чего-то. Эмоция первична, а рационализация ее, нахождение этого чего-то, приходит позже. Рационализация происходит от привычки думать не задумываясь: мы думаем, даже если и не собираемся думать, вот и придумываем невольное объяснение.
…всего оставалось перейти пустыню. Сочно-желтый песок до горизонта, невыносимо голубой купол неба без единого облачка, и белое-белое солнце почти в зените. Там, где такое солнце, люди не живут. Везде живут, живучие они, только под таким солнцем не живут. Но страшно было не солнца.
Почему было страшно, я не знаю. Тогда я не думал, даже попытки вспомнить не было, а потом вспомнить я уже не мог. Но в пустыне был ужас. Идти было недалеко — точка, в которой начиналось пространство, была сразу за горизонтом. Это я знал, но не рациональным знанием. Это такое знание, когда знаешь, где дом, когда механически идешь в булочную, куда ходишь каждый день, а думать, пока идешь, можно о чем угодно. Или вовсе не думать. Я не думал.
И еще я знал, что пересечь эту пустыню было бы безумием. Я не знаю, почему я это знал — был только ужас и это знание. Они были отдельно: ужас был, и знание было. Но никаких «потому что», никаких логических связей не было.
Над песком, метрах в пяти, неспешно летел бог, высшее существо. Это я сейчас говорю, что это был бог, это теперь у меня нет никакого сомнения в том, что существо было богом, — но тогда никакого называния имен не было. Я не думал, а когда не думаешь, вещи и явления никак не называются. Был ли бог единственным, или только одним из богов, я тоже не знаю.
У бога было семь одинаковых лиц. Каждое — исхудалое, скуластое, морщинистое лицо старого индейского вождя. Лица его были сложены в одной плоскости, четыре сверху и три снизу — как олимпийские кольца, только не пять, а семь. Бог равнодушно смотрел на меня — а может быть, и вовсе не смотрел, — и плавно и бесшумно плыл над пустыней. И еще он был страшен. Нет, не видом: вид его, хотя сейчас я бы неосторожно и назвал его страшным, меня тогдашнего нисколько не смущал. Но находиться рядом с ним было страшно. Это был такой же страх, как ужас пустыни, ужас в чистом виде, вне размышления. И в то же время, это был другой страх, другой экземпляр страха. Теперь у меня было два страха.
Когда я заметил бога, я начал знать, что единственная возможность пересечь пустыню — идти с ним рядом. Это было невыносимо страшно. Если бы у меня был хвост, я бы его поджал. Если бы мои уши были подвижными, я прижал бы их. Я шел под взглядом семи лиц бога, и мне хотелось сделаться маленьким и незаметным.
Я знаю, что нельзя говорить «начал знать». Это кажется бессмысленной фразой. Но это бессмысленно только для тех, кто думает. Те, кто думает, могут знать, могут вспомнить, если забыли, могут узнать, если не знали — спросить или в книжке прочитать. У тех, кто не думает, нет прошлого и будущего себя, есть только настоящий. Все, что я знал, я знал только в настоящий момент. Я не знал, знал ли я это минуту назад, буду ли я знать это через минуту — чтобы это знать, нужна рефлексия, мысли о себе, а мыслей у меня не было. Вот что означает «начал знать».
Я не знаю, защищал ли меня этот бог. Может быть, то страшное, которое было в пустыне, не рискнуло бы к нему приблизиться. Но я даже не знаю, умело ли оно приближаться и удаляться. Я не знаю, почему рядом с богом было страшно: ведь мыслей, попыток найти умственное объяснение страху у меня не было. Я даже не могу сказать, отличался ли один страх от другого — ведь, чтобы сравнить два страха, надо думать, а я не думал. Был только страх пустыни, и страх перед этим самым семилицым существом.
Страх чего-то описывают сослагательным наклонением, проигрывая в уме то, что может произойти в реальности будущего. Человек может подумать: меня могут убить или покалечить. Но у меня не было сослагательного наклонения. Чтобы представить в уме, будто что-то произошло, надо мыслить. Я не мыслил. Даже следа воспоминания о том, что я могу мыслить, у меня не было. У меня была цель — точка, в которой начиналось пространство. У меня было два страха. Была пустыня, и бог тоже был. А вот мыслей не было. Я просто шел. И дошел.
Точка, в которой начиналось пространство, была внутри матово-серого шара размером с теннисный мячик, разрезанного волнистой линией по экватору. Через раздвинутые половинки шарика можно было видеть, что внутренняя его поверхность была тоже равномерно серая, только оттенком светлее . Саму точку, конечно, было не видно — ведь это точка, ее нельзя увидеть — но я точно знал, что она находится посередине шара. Шар висел в воздухе прямо над моими покрытыми простыней ступнями.
Я попытался протянуть к нему руку, но руки были уже неприподъемны. Язык приклеился к сухому небу. Кожа была хрусткой, как целлофановая пленка, и невыносимо трещала от малейшего движения. «Точка… — прошелестел я. — Вот точка. Теперь дайте мне пить.»
— Сейчас, — ответил голос, — мы тебя до палаты довезем, и тебе дадут пить.
Шар с точкой, в которой начиналось пространство, становился все прозрачнее и прозрачнее, пока не растворился в воздухе окончательно.
Это воспоминание 15-летней давности, а помню я все много подробнее, чем реальные события того же времени.
…всего оставалось перейти пустыню. Сочно-желтый песок до горизонта, невыносимо голубой купол неба без единого облачка, и белое-белое солнце почти в зените. Там, где такое солнце, люди не живут. Везде живут, живучие они, только под таким солнцем не живут. Но страшно было не солнца.
Почему было страшно, я не знаю. Тогда я не думал, даже попытки вспомнить не было, а потом вспомнить я уже не мог. Но в пустыне был ужас. Идти было недалеко — точка, в которой начиналось пространство, была сразу за горизонтом. Это я знал, но не рациональным знанием. Это такое знание, когда знаешь, где дом, когда механически идешь в булочную, куда ходишь каждый день, а думать, пока идешь, можно о чем угодно. Или вовсе не думать. Я не думал.
И еще я знал, что пересечь эту пустыню было бы безумием. Я не знаю, почему я это знал — был только ужас и это знание. Они были отдельно: ужас был, и знание было. Но никаких «потому что», никаких логических связей не было.
Над песком, метрах в пяти, неспешно летел бог, высшее существо. Это я сейчас говорю, что это был бог, это теперь у меня нет никакого сомнения в том, что существо было богом, — но тогда никакого называния имен не было. Я не думал, а когда не думаешь, вещи и явления никак не называются. Был ли бог единственным, или только одним из богов, я тоже не знаю.
У бога было семь одинаковых лиц. Каждое — исхудалое, скуластое, морщинистое лицо старого индейского вождя. Лица его были сложены в одной плоскости, четыре сверху и три снизу — как олимпийские кольца, только не пять, а семь. Бог равнодушно смотрел на меня — а может быть, и вовсе не смотрел, — и плавно и бесшумно плыл над пустыней. И еще он был страшен. Нет, не видом: вид его, хотя сейчас я бы неосторожно и назвал его страшным, меня тогдашнего нисколько не смущал. Но находиться рядом с ним было страшно. Это был такой же страх, как ужас пустыни, ужас в чистом виде, вне размышления. И в то же время, это был другой страх, другой экземпляр страха. Теперь у меня было два страха.
Когда я заметил бога, я начал знать, что единственная возможность пересечь пустыню — идти с ним рядом. Это было невыносимо страшно. Если бы у меня был хвост, я бы его поджал. Если бы мои уши были подвижными, я прижал бы их. Я шел под взглядом семи лиц бога, и мне хотелось сделаться маленьким и незаметным.
Я знаю, что нельзя говорить «начал знать». Это кажется бессмысленной фразой. Но это бессмысленно только для тех, кто думает. Те, кто думает, могут знать, могут вспомнить, если забыли, могут узнать, если не знали — спросить или в книжке прочитать. У тех, кто не думает, нет прошлого и будущего себя, есть только настоящий. Все, что я знал, я знал только в настоящий момент. Я не знал, знал ли я это минуту назад, буду ли я знать это через минуту — чтобы это знать, нужна рефлексия, мысли о себе, а мыслей у меня не было. Вот что означает «начал знать».
Я не знаю, защищал ли меня этот бог. Может быть, то страшное, которое было в пустыне, не рискнуло бы к нему приблизиться. Но я даже не знаю, умело ли оно приближаться и удаляться. Я не знаю, почему рядом с богом было страшно: ведь мыслей, попыток найти умственное объяснение страху у меня не было. Я даже не могу сказать, отличался ли один страх от другого — ведь, чтобы сравнить два страха, надо думать, а я не думал. Был только страх пустыни, и страх перед этим самым семилицым существом.
Страх чего-то описывают сослагательным наклонением, проигрывая в уме то, что может произойти в реальности будущего. Человек может подумать: меня могут убить или покалечить. Но у меня не было сослагательного наклонения. Чтобы представить в уме, будто что-то произошло, надо мыслить. Я не мыслил. Даже следа воспоминания о том, что я могу мыслить, у меня не было. У меня была цель — точка, в которой начиналось пространство. У меня было два страха. Была пустыня, и бог тоже был. А вот мыслей не было. Я просто шел. И дошел.
Точка, в которой начиналось пространство, была внутри матово-серого шара размером с теннисный мячик, разрезанного волнистой линией по экватору. Через раздвинутые половинки шарика можно было видеть, что внутренняя его поверхность была тоже равномерно серая, только оттенком светлее . Саму точку, конечно, было не видно — ведь это точка, ее нельзя увидеть — но я точно знал, что она находится посередине шара. Шар висел в воздухе прямо над моими покрытыми простыней ступнями.
Я попытался протянуть к нему руку, но руки были уже неприподъемны. Язык приклеился к сухому небу. Кожа была хрусткой, как целлофановая пленка, и невыносимо трещала от малейшего движения. «Точка… — прошелестел я. — Вот точка. Теперь дайте мне пить.»
— Сейчас, — ответил голос, — мы тебя до палаты довезем, и тебе дадут пить.
Шар с точкой, в которой начиналось пространство, становился все прозрачнее и прозрачнее, пока не растворился в воздухе окончательно.
Это воспоминание 15-летней давности, а помню я все много подробнее, чем реальные события того же времени.
Tags:
(no subject)
2010-07-02 10:22 (UTC)Это описание NDE? Вашего? Реального?
(no subject)
2010-07-02 10:35 (UTC)(no subject)
2010-07-02 10:28 (UTC)Жутко даже читать. Но, мне так кажется, в материальном мире ТАКОГО страха не бывает.
(no subject)
2010-07-02 10:38 (UTC)В определенном смысле, страха в реальном мире не бывает — откуда в реальном мире эмоции. В то же самое время, я это все как бы пережил — я же при этом не был ни в каком не-реальном мире? Как-то непонятно, как тут мир на реальный и весь остальной делить.
А, вот еще из реального мира: крыс, который возле большого сытого хищника спасается от голодного помельче, наверное, точно так же и знает, как надо, и боится. Мне кажется — это фантазии, конечно, ничего научно обоснованного — что животные, не наделенные рефлексией и символическим умом, похожим образом «знают» и чувствуют.
(no subject)
2010-07-03 10:11 (UTC)Насчёт собак и кошек не уверена. То есть, что у них есть чувство иррационального, скорее всего, точно, - но и зачатки рацио тоже есть, иначе они, напр., не были бы обучаемы на ином уровне, кроме рефлексов. Во всяком случае, о псах-поводырях или ищейках не пришлось бы говорить. Но вот именно наличие у человека "символического" ума тут делает какую-то огромную качественную разницу, мне кажется.
(no subject)
2010-07-03 12:43 (UTC)(no subject)
2010-07-03 12:53 (UTC)Трудно определить. Символическое сознание - это... не знаю... графический интерфейс для сознания вообще, включая рацио и "иррацио". У животных оно в "командной строке", как мне кажется.
(no subject)
2010-07-02 15:14 (UTC)Еще напомнило раннего Перуца
..Пары, которые вы вдохнули, барон, обладали способностью возбуждающе действовать на все мозговые центры, в которых локализовано воображение. Они его повысили в бесконечной степени. Мысли, проносившиеся у вас в мозгу, сразу же претворялись в образы и возникали у вас перед глазами, словно они действительность. Понимаете ли вы теперь, отчего эксперимент доктора Салимбени обнаруживал свою притягательную силу главным образом на актерах, скульпторах и живописцах? Все они ждали от опьянения яркости образов, новых импульсов для своего художественного творчества. Они видели только приманку и не подозревали об опасности, которой шли навстречу.
Он встал и в неожиданном приступе ярости ударил кулаком по страницам фолианта.
— Адская западня! Понимаете? Центры фантазии суть в то же время центры страха. Вот в чем суть! Страх и фантазия неразрывно связаны между собою. Великие фантасты были всегда людьми, одержимыми страхом. Вспомните о Гофмане, Микеланджело, Адском Брейгеле, Эдгаре По...
© Мастер Страшного Суда
(no subject)
2010-07-02 19:47 (UTC)(no subject)
2010-07-02 18:58 (UTC)http://vasily-sergeev.livejournal.com/1582612.html?thread=20739604#t20739604
(no subject)
2010-07-02 19:45 (UTC)(no subject)
2010-07-02 20:25 (UTC)(no subject)
2010-07-02 20:32 (UTC)(no subject)
2010-07-02 20:40 (UTC)Страх вообще очень интересная штука, я его всегда с удовольствием изучаю. Постараюсь чо-нибудь тоже немного психоделически написать.
Вот например на днях. Возле дома проходил, как-то взгляд уцепился за непривчный объект. Это был глаз, он на меня смотрел. Почти, наверно, как человеческий, на фоне лежащего рядом раздавленного черепа он был огромный. На черепе след колёс, остальное тело целое на обочине. И как-то сразу какая-то мистическая штука в мозгу всплывает, особенно это усиливается мгновенно собранной чёткой картиной кружащих мух, слабого но ощутимого запаха (жара за 30). Но это такой не очень страшный страх. Можно было бы подойти на пару секунд всмотреться в упор, и осталось бы только отвращение, а ещё через пару секунд только наблюдательский интерес. Но специально перевёл взгляд, прошёл мимо. Задумался о многом. Например, были ли предки людей падальщиками? Ответ есть в своём собственном мозге, как и ответы на кучу других вопросов про преддущие милионы лет.
Так или иначе, видимо падальщиками люди уже давно не являются, т.к. не возникает желания съесть найденный труп кошки. Страх возникает, его причины не совсем понятны (инфекции(не противоречит ли это гипотезе о падальщиках)? или угроза опасности рядом?...). Страх острый, но мимолётный. Но вот дальше задумался...
Кошки - пожалуй самые грациозные животные, в них какие-то абсолютные совершенство и целостность. А эту кошку я пару раз замечал на том же месте. Она вызывала немного отвращения и, в основном, жалость - коряво передвигающийся мешок с костями, такое истощение сильное. Если бы с собой был кусок какого-нибудь мяса или колбасы, кинул бы, но почему-то была уверенность, что она б не стала есть, видно было, что ей уже не жить. И вот так она подтвердила мои подозрения - либо не увернувшись от машины, либо скорее всего тупо упав на обочине головой ровно по калее. И вот тут ощутил "суть жизни" ("смысл жизни", хехе). Нужна Целостность - нужно многое, например нужно правильное питание, чтобы нервная система была в норме; и наоборот, чтобы иметь правильное питание, нужно нс быть в норме. Организм должен быть целостным, "гармоничным". В человеке всё должно быть прекрасно. Иначе окажешься с раздавленным черепом и разбросанными вокруг глазами на дороге... В один момент - бац! Возможностей умереть ведь предостаточно. Можно сказать что-то не то в неправильной компании (в неправильном районе в неправильное время). Или можно, например, переживая какой-то конфликт, потерять концентрацию в неподходящий момент за рулём и бац - тот же твой раздавленный череп на дороге. У человека возможностей умереть в тыщи раз больше. Каждую секунду предоставляется тысячи возможностей.
Словами трудно объяснить. Но там я "понял" "всю суть". И вот это реально страшно. Знать всю суть.
Дело не в том, чтоб "понять нечто", вроде того что понять как интегралы считать. Дело в "понять суть Себя". Вот это самая страшная штука. Разобраться как ты устроен до глубины уровня понимания аппаратно-программной системы. Откуда берутся чуства и мысли, как они работают. В молодости проводилось много опытов с применением смертельных доз канабиноидов. И удавалось достич предельного уровня страха, в моменты когда абсолютно чётком сознанием осмыслялись мысли "что Я?", "какая моя личность? сейчас её нет. нужно вспомнить вчера! невозможно! /*паника*/".
(no subject)
2010-07-02 21:12 (UTC)(no subject)
2010-07-02 22:56 (UTC)(no subject)
2010-07-03 10:37 (UTC)В общем, присоединяюсь.